Она стала приходить чаще. И всегда после двенадцати. На пороге ночи…
Тихо постучит в дверь. Я ей открою. И тогда она посмотрит на меня своими грустными золотистыми глазами. Эта печаль всегда была с ней. Я помню. Свежая как ветер, но осунувшаяся и усталая. Сегодня у нее длинные рыжие волосы… теплые и красивые…
- Здравствуй, - скажет она. Ее голос тих и бесцветен. И запах осени от нее. Тот самый запах. Запах дождей, осенних парков и палых листьев. Запах одиночества. И от всего этого вдруг станет невыносимо грустно, но вместе с тем приятно. Ведь это память…
Память шуршит тихими страницами дневников. Пожелтевшими газетами… Письмами, старыми-старыми, как сама вечность…
Она снимает красный шарф, вешает на крючок бежевый плащ и с него ссыпаются желтые листья.
На кухне кипит чайник. Она сидит за столом и тихо рассказывает о чем-то. Я не слушаю слов, только голос. Просто смотрю на нее и слушаю ее голос.
А потом мы пьем с ней чай и также тихо о чем-то разговариваем. И я смотрю на нее и отчего-то понимаю вдруг, что вижу ее сегодня последний день, что она больше не придет…
Утром его обнаружил сын. Старый художник лежал в своем кресле. Последний взгляд уже погасших и мертвых глаз смотрел в глубину мольберта, туда, где раскинулась своим оранжевым великолепием его последняя, и, наверное, самая лучшая работа…